ОТЕЦЪ IЕРОМОНАХЪ ИГНАТIЙ

 

Iерей Анатолiй Трепачко

 

 

 

Люди обычно поверхностны въ оцёнкё отдёльныхъ личностей: они требуютъ отъ послёднихъ громкихъ подвиговъ и большихъ талантовъ; ищутъ шума, который бы оглушалъ ихъ, блеска, который ослёплялъ бы ихъ, они преклоняются  лишь предъ знаменитыми учеными, художниками, философами, спортсменами, поэтами, изобрётателями, героями. Но мало обращаютъ вниманiя на скромныхъ  тружениковъ-подвижниковъ, безвёстныхъ дёятелей, которые въ келейной тиши подвизаются на избранномъ ими поприщё, отдаютъ свои духовныя силы, свою жизнь и не хотятъ знать никакой другой награды, кромё сознанiя исполненнаго долга передъ Богомъ и людьми. А между тёмъ, въ общемъ строё жизни, эти послёднiе болёе необходимы, чёмъ первые: на нихъ то собственно и опирается мiръ, они то  именно опредёляютъ ходъ и направленiе его жизни, подобно тому, какъ маленькiя и незамётныя колеса часто управляютъ движенiемъ большой и сложной восьмикрасочной печатной машины; безъ нихъ ясность печати исчезаетъ и цвётныя  изображенiя дёлаются расплывчатыми, дешевыми, отталкивающими.

 

Да не оскорбится твоя память, дорогой братъ, о. Игнатiй, если я причислю тебя къ людямъ этой второй категорiи! Совнё въ твоей жизни не было ничего необыкновеннаго: на твою долю не выпало сдёлать открытiя въ наукё; ты не оставилъ послё себя многотомныхъ трудовъ; твои скромныя семинарскiя лекцiи не были переполнены слушателями, боявшимися проронить хоть одно твое  слово, но когда тебя не стало, всё почувствовали невозвратимую утрату, незаполнимый пробёлъ и пустоту.

 

Въ чемъ же заключаются твои заслуги и твое значенiе, для насъ, дорогой братъ? Въ тёхъ скрытыхъ внутренихъ достоинствахъ, въ тёхъ незримыхъ добродётеляхъ, которыя составляютъ истинное украшенiе монаха-священника и которыя нашли свое полное воплощенiе въ твоей личности. Эти добродётели-- безукоризненная честность, безукоризненная строгость къ самому себё, а  главное, безукоризненная скромность. Да, честность, строгость и скромность-- вотъ, что заставляло  многихъ преклоняться предъ тобоюю при жизни, и что соединило насъ всёхъ въ чувствё безутёшной скорби послё твоей смерти!

 

Такъ называемое приспособленiе къ средё было чуждо твоему характеру. Ты всегда и вездё былъ одинъ и тотъ же. Всё это знали и цёнили. Высокiй взгядъ на свое званiе заставляло всегда строго относиться къ твоимъ непосредственнымъ обязонностямъ: -- iеромонаха, учителя, редактора журнала: Православная Русь. Церковь была для тебя небомъ! Богослуженiе -- символомъ Православной  вёры; когда ты былъ на клиросё, исполняя послушанiе уставщика, чтеца, пёвца, регента, какъ чинно проходило служенiе Высшему; твое молитвенное настроенiе, твой голосъ  заставляли душу молящагося возноситься ввысь, къ престолу Творца и Бога!

 

Да не оскорбится твоя память, дорогой братъ, если я отнесу тебя и къ первому разряду, разряду ученыхъ. Если о комъ, то о тебё можно сказать, не лицемёря, что во исполененiе слова Божiя, “ испытайте Писанiе” ( Iоан. V, 39), ты сдёлалъ это своей жизненной задачей. Испытывая его по указанiю “ добрая держите” ( 1 Сол. V, 21). Ты не былъ младенцемъ, колеблемымъ всякимъ “вётромъ ученiя”(Ефес. IV, 14), нётъ, ты былъ “ мужемъ мудрымъ”, который и при близкомъ знакомствё съ современными направленiями матущейся и часто уклоняющейся съ истиннаго пути мысли, съумёлъ сохранить цёльность своего христiанскаго мiровоззрёнiя, столь цённаго въ нашъ вёкъ тревожныхъ мыслей и гнетущихъ душу сомнёнiй.

 

Не менёе замёчательна была твоя послёдовательность во всемъ, непреклонность и цёльность твоихъ убёжденiй. Ты никогда не допускалъ какого-либо измёненiя своихъ коренныхъ воззрёнiй, никогда не былъ доступенъ какимъ-либо компромиссамъ и колебанiямъ и, какъ гранитная скала, возывшался среди монашеской среды. Эта безусловная честность и нелицемёрная добросовёстность сообщала твоей личности благородный характеръ, твоимъ намёренiямъ -- чистоту, твоимъ монашескимъ правиламъ и дёйствiямъ -- твердость, убёжденность и стойкую прямоту -- и не мудрено, что всё эти качества снискали тебё, среди небольшого круга, особое уваженiе и полное довёрiе, которыя выше всякой популярности.  Да ты и не искалъ послёдней. Твой 30-лётнiй монашескiй подвигъ доказываетъ это: ты отошелъ ко Господу въ скромномъ санё iеромонаха!

 

Не славы человёческой, а угожденiе Богу и пользы дёлу искалъ ты въ своемъ призванiи, и ничего выше не было для тебя въ жизни, какъ строгое исполненiе своего святого долга. Чувство нравственной отвётственности не давало покоя твоему бёдному сердцу, ты безмолвно переносилъ всё болёзни и подвиги, какiе возлагало на тебя призванiе, напрягалъ всё свои силы и все усердiе и, сходя въ могилу завёщалъ намъ этотъ образецъ самой искренней и  нелицемёрной преданности долгу.

 

Съ ранняго утра ты вышелъ на дёланiе свое, въ скорби и терпёнiи безъ устали трудился ты дорогой мой братъ, но дневной трудъ и зной печали и разочарованiй, надломили, истощили твои богатырскiя силы, истомили тебя даже до смертной болёзни, -- и какъ жаль, безконечно жаль, что дни твои закатились такъ рано, что такъ скоро насталъ вечеръ твоей жизни. Намъ остается утёшаться только тёмъ, что этотъ вечеръ былъ тихъ и ясенъ, и миренъ, что самый призракъ смерти не могъ  нарушить покоя души, съ улыбкой прощался ты, съ моей матушкой-супругой: “ спасибо, больше ничего не надо, завтра, завтра...” Сознанiе честно исполненнаго долга наполняло радостью твое многострадальное сердце подвижника, на одрё смерти, и съ умиленной совёстью и надеждой на вёчный покой сошелъ ты въ могилу.

 

Твоя жизнь погасла 10 лётъ назадъ ( 1-го марта 1991 г.), но возжглась въ новомъ, намъ невёдомомъ мiрё, звуковъ котораго не только “ замёнить”, но и хоть сколько нибудь приблизить къ нашему понятiю не могутъ “ скучныя пёсни земли”!

 

Пусть твой свётлый образъ всегда хранится въ нашихъ сердцахъ, поддерживая въ насъ благородство нравственныхъ стремленiй, возбуждая любовь къ труду и вызывая готовность, подобно тебё, честно и благородно служить тому дёлу, къ которому каждый изъ насъ призванъ въ жизни.

 

Вёчная тебё память, дорогой братъ, о. Игнатiй.