Iерей
Анатолiй Трепачко
Люди
обычно поверхностны въ оцёнкё отдёльныхъ личностей: они требуютъ отъ послёднихъ
громкихъ подвиговъ и большихъ талантовъ; ищутъ шума, который бы оглушалъ ихъ,
блеска, который ослёплялъ бы ихъ, они преклоняются лишь предъ знаменитыми учеными, художниками, философами,
спортсменами, поэтами, изобрётателями, героями. Но мало обращаютъ вниманiя на
скромныхъ тружениковъ-подвижниковъ,
безвёстныхъ дёятелей, которые въ келейной тиши подвизаются на избранномъ ими
поприщё, отдаютъ свои духовныя силы, свою жизнь и не хотятъ знать никакой
другой награды, кромё сознанiя исполненнаго долга передъ Богомъ и людьми. А
между тёмъ, въ общемъ строё жизни, эти послёднiе болёе необходимы, чёмъ первые:
на нихъ то собственно и опирается мiръ, они то
именно опредёляютъ ходъ и направленiе его жизни, подобно тому, какъ
маленькiя и незамётныя колеса часто управляютъ движенiемъ большой и сложной
восьмикрасочной печатной машины; безъ нихъ ясность печати исчезаетъ и
цвётныя изображенiя дёлаются расплывчатыми,
дешевыми, отталкивающими.
Да
не оскорбится твоя память, дорогой братъ, о. Игнатiй, если я причислю тебя къ
людямъ этой второй категорiи! Совнё въ твоей жизни не было ничего
необыкновеннаго: на твою долю не выпало сдёлать открытiя въ наукё; ты не
оставилъ послё себя многотомныхъ трудовъ; твои скромныя семинарскiя лекцiи не
были переполнены слушателями, боявшимися проронить хоть одно твое слово, но когда тебя не стало, всё
почувствовали невозвратимую утрату, незаполнимый пробёлъ и пустоту.
Въ
чемъ же заключаются твои заслуги и твое значенiе, для насъ, дорогой братъ? Въ
тёхъ скрытыхъ внутренихъ достоинствахъ, въ тёхъ незримыхъ добродётеляхъ,
которыя составляютъ истинное украшенiе монаха-священника и которыя нашли свое
полное воплощенiе въ твоей личности. Эти добродётели-- безукоризненная
честность, безукоризненная строгость къ самому себё, а главное, безукоризненная скромность. Да,
честность, строгость и скромность-- вотъ, что заставляло многихъ преклоняться предъ тобоюю при жизни,
и что соединило насъ всёхъ въ чувствё безутёшной скорби послё твоей смерти!
Такъ
называемое приспособленiе къ средё было чуждо твоему характеру. Ты всегда и
вездё былъ одинъ и тотъ же. Всё это знали и цёнили. Высокiй взгядъ на свое
званiе заставляло всегда строго относиться къ твоимъ непосредственнымъ обязонностямъ:
-- iеромонаха, учителя, редактора журнала: Православная
Русь. Церковь была для тебя небомъ! Богослуженiе -- символомъ
Православной вёры; когда ты былъ на
клиросё, исполняя послушанiе уставщика, чтеца, пёвца, регента, какъ чинно
проходило служенiе Высшему; твое молитвенное настроенiе, твой голосъ заставляли душу молящагося возноситься
ввысь, къ престолу Творца и Бога!
Да
не оскорбится твоя память, дорогой братъ, если я отнесу тебя и къ первому
разряду, разряду ученыхъ. Если о комъ, то о тебё можно сказать, не лицемёря,
что во исполененiе слова Божiя, “
испытайте Писанiе” ( Iоан. V, 39), ты сдёлалъ это своей жизненной задачей.
Испытывая его по указанiю “ добрая
держите” ( 1 Сол. V, 21). Ты не былъ младенцемъ, колеблемымъ всякимъ “вётромъ ученiя”(Ефес. IV, 14), нётъ, ты
былъ “ мужемъ мудрымъ”, который и
при близкомъ знакомствё съ современными направленiями матущейся и часто
уклоняющейся съ истиннаго пути мысли, съумёлъ сохранить цёльность своего
христiанскаго мiровоззрёнiя, столь цённаго въ нашъ вёкъ тревожныхъ мыслей и
гнетущихъ душу сомнёнiй.
Не
менёе замёчательна была твоя послёдовательность во всемъ, непреклонность и
цёльность твоихъ убёжденiй. Ты никогда не допускалъ какого-либо измёненiя
своихъ коренныхъ воззрёнiй, никогда не былъ доступенъ какимъ-либо компромиссамъ
и колебанiямъ и, какъ гранитная скала, возывшался среди монашеской среды. Эта
безусловная честность и нелицемёрная добросовёстность сообщала твоей личности
благородный характеръ, твоимъ намёренiямъ -- чистоту, твоимъ монашескимъ правиламъ
и дёйствiямъ -- твердость, убёжденность и стойкую прямоту -- и не мудрено, что
всё эти качества снискали тебё, среди небольшого круга, особое уваженiе и
полное довёрiе, которыя выше всякой популярности. Да ты и не искалъ послёдней. Твой 30-лётнiй монашескiй подвигъ
доказываетъ это: ты отошелъ ко Господу въ скромномъ санё iеромонаха!
Не
славы человёческой, а угожденiе Богу и пользы дёлу искалъ ты въ своемъ
призванiи, и ничего выше не было для тебя въ жизни, какъ строгое исполненiе
своего святого долга. Чувство нравственной отвётственности не давало покоя
твоему бёдному сердцу, ты безмолвно переносилъ всё болёзни и подвиги, какiе
возлагало на тебя призванiе, напрягалъ всё свои силы и все усердiе и, сходя въ
могилу завёщалъ намъ этотъ образецъ самой искренней и нелицемёрной преданности долгу.
Съ
ранняго утра ты вышелъ на дёланiе свое, въ скорби и терпёнiи безъ устали
трудился ты дорогой мой братъ, но дневной трудъ и зной печали и разочарованiй,
надломили, истощили твои богатырскiя силы, истомили тебя даже до смертной
болёзни, -- и какъ жаль, безконечно жаль, что дни твои закатились такъ рано,
что такъ скоро насталъ вечеръ твоей жизни. Намъ остается утёшаться только тёмъ,
что этотъ вечеръ былъ тихъ и ясенъ, и миренъ, что самый призракъ смерти не могъ нарушить покоя души, съ улыбкой прощался ты,
съ моей матушкой-супругой: “ спасибо,
больше ничего не надо, завтра, завтра...” Сознанiе честно исполненнаго
долга наполняло радостью твое многострадальное сердце подвижника, на одрё
смерти, и съ умиленной совёстью и надеждой на вёчный покой сошелъ ты въ могилу.
Твоя
жизнь погасла 10 лётъ назадъ ( 1-го марта 1991 г.), но возжглась въ новомъ,
намъ невёдомомъ мiрё, звуковъ котораго не только “ замёнить”, но и хоть сколько нибудь приблизить къ нашему понятiю
не могутъ “ скучныя пёсни земли”!
Пусть
твой свётлый образъ всегда хранится въ нашихъ сердцахъ, поддерживая въ насъ
благородство нравственныхъ стремленiй, возбуждая любовь къ труду и вызывая
готовность, подобно тебё, честно и благородно служить тому дёлу, къ которому
каждый изъ насъ призванъ въ жизни.
Вёчная
тебё память, дорогой братъ, о. Игнатiй.